Елизавета Сурганова: Я всегда хотела заниматься футболом. Мне нравилась игра, я чувствовала какой-то азарт. Но в Москве не было такого места, куда тебя, девочку, легко бы приняли. Я поступила в МГУ, там были разные спортивные секции. Я захотела в секцию женского футбола. Прихожу, и меня спрашивают: «Ты занималась раньше?» — «Нет». — «А разряд спортивный есть?» — «Нет» — «До свидания. Нам такие не нужны». Поэтому для таких, как я, было счастье, когда появился GirlPower.

Дарья Иванова: Мне кажется, у нас у всех истории примерно похожие. Я смотрела футбол с детства. Следила за сборной, потом начала болеть за «Локомотив», ходить на стадионы. Я знала, чем бить, куда бить…

Екатерина Чехомова: У меня муж — болельщик, так что я не просто ходила на стадионы, я даже на выезды ездила. Но смотреть футбол, не играя в него, — это вообще другое дело. Ты — такой диванный критик. Сам ничего не умеешь, зато круто орешь: «Козел, куда ты прешь». А сейчас я смотрю…

Дарья Иванова: И больше уважения.

Екатерина Чехомова: Да не то что даже уважения. Вот, например, команда проигрывает. Ей не хватает класса. Но игроки… Как они себя ведут на поле? Я в жизни на такой скорости даже развернуться не смогу. А они такое творят.

Дарья Иванова: Я играла в волейбол, в баскетбол, в стритбол. Немножко даже боксом занималась, но футбол — это первая история, которой я занимаюсь и не думаю о том, что нужно бросить, потому что надоело. Наоборот. И вот вообще не важно, например, какая погода на улице: снег, дождь, холод — вообще не возникает вопросов. Нормально.

Елизавета Сурганова: Непонятно почему, но это страшно затягивает. Особенно когда ты вдруг понимаешь — ни хрена себе, я сегодня вышла на поле в минус двадцать. Пробегала полтора часа и осталась жива.

Екатерина Чехомова: Я обычно мало разговариваю, я интроверт. А на футболе вдруг начала кричать, шутить. Такое бывает, что девчонки друг на друга сначала матом орут. А потом обнимаются. И это так классно.

Елизавета Сурганова: Да. Сначала это правда сложно. Мне было очень тяжело подолгу бегать. Я задыхалась, я думала — господи, да я же даже по лестнице не могу подняться нормально. Что делать? А потом организм потихоньку перестраивается как-то сам. Но тут есть важный момент: удовольствие ты начинаешь получать сразу. С первой тренировки. А вот умирать перестаешь — где-то через три месяца.

Дарья Иванова: Это все про маленькие победки. Сначала ты пришел и вообще ничего не можешь. Но вот проходит неделя. И то, чего ты не умел, — вдруг получилось. Это радость. Из-за того, что мы занимались с нуля, у нас всегда, все время был прогресс. И часто, в общем, есть за что себе сказать спасибо.

Елизавета Сурганова: Это немножко разные вещи все-таки. Можно себя контролировать. И, наверное, нужно. Но я при этом не помню, чтобы я когда-нибудь на поле всерьез думала о том, что если я сейчас побегу, то могу сломать ногу. Я, может, безбашенная в этом плане. Но я в первую очередь бегу. Конечно, когда мы только начинали, то играли очень грубо. Потому что не умели, не знали, как. Все неслись, сломя голову, подставляли все, что можно подставить. Элементарно не понимали, с какой силой можно влететь в человека. Или мячом по нему ударить. Потом только ты осознаешь: «Ни хрена себе. Я так сильно могу травмировать другого?»

Дарья Иванова: Мы играем в «Лужниках». И мы — единственная женская команда, которая тренируется здесь регулярно. И то, о чем ты говоришь, проявляется даже на уровне бытовых вещей. Например, все раздевалки здесь мужские. Нам, под женскую, специально выделяют разные — то одну, то другую. У парней есть баня. И они ходят по коридорам полуголые, в полотенцах потому что просто не думают о том, что здесь женщины в принципе могут находиться. Подкаты еще бывают очень смешные: «Вы что, в футбол играете? Да ладно? Вы?» Но это, правда, не рядовой случай. Редкий.

Дарья Иванова: Да, примерно так и было…

Екатерина Чехомова: Я еще даже не знала. Это была первая тренировка, когда я вдруг подумала: «Может, пропустить?» И я первый раз пропустила, и только потом поняла — почему.

Елизавета Сурганова: Это вообще было большое переживание. С одной стороны, так радостно и волнительно — сейчас вся жизнь изменится. Ребенок. И вдруг ты вспоминаешь — стоп, у тебя же есть еще футбол. Сейчас придется взять большую паузу. И это совсем не тоже самое, что с вином завязать. Тренировки три раза в неделю — это уже часть твоей жизни. У вас турниры, выезды, сборы. И вдруг все это резко перестает для тебя существовать.

Дарья Иванова: Это жутко обидно.

Елизавета Сурганова: При том что в первые месяцы беременности с тобой же ничего особенного не происходит. Ну, токсикоз, хорошо. Тебе самой кажется, что ты все еще можешь играть. А нельзя. И это дурацкое состояние. Что теперь делать в понедельник вечером? А в среду?

Дарья Иванова: Конечно, это не на одной полочке лежит. Ребенок — это ребенок. Но все равно. Это очень и очень обидно. Поэтому, думаю, мы все так быстро вернулись.

Дарья Иванова: Я ела, как безумная. Если бы мне позволили дать какой-то завет той беременной себе, я бы сказала: «Не жрать столько».

Елизавета Сурганова: Я решила, что вот наконец наступил тот момент, когда можно реально оторваться. Ела все подряд. Возвращаться было трудно.

Дарья Иванова: Я стала толстой, как кит. В каком-то смысле возвращаться после беременности было даже сложнее, чем начинать с нуля. Физически тяжелее. У тебя лишний вес. У тебя почти год не было никакой физической нагрузки. Я помню — еще до того, как вернуться на футбол, я решила просто побегать на стадионе, на районе. Пару километров я пробежала, у меня замкнуло шею, и я лежала пластом еще неделю.

Екатерина Чехомова: Я понимала во время беременности, что мне нужна хоть какая-то физическая нагрузка, тело очень скучало, и где-то на третьем месяце я пошла на йогу. Научилась на голове стоять. До сороковой недели стояла. Очень мне нравилось. Поэтому вышла я на тренировки уже месяцев через пять-шесть после родов со своим обычным весом. Но, конечно, очень чувствовалось, что я давно здесь не была.

Дарья Иванова: А молоко еще!

Екатерина Чехомова: Вот, представьте, что вы привыкли тренироваться со вторым размером груди. А сейчас приходится бегать с четвертым. Вот эти … бидоны … они, конечно, мешают очень. Сочувствую женщинам, у которых огромная грудь. Очень сочувствую. Простите.

Дарья Иванова: А еще молоко может прийти прямо во время тренировки. Физические нагрузки же — ты бегаешь. И вот в начале тренировки у тебя был еще третий размер, а в конце — уже четвертый.

Елизавета Сурганова: Но, кстати, мне футбол в итоге облегчил беременность. Сильные нагрузки, частая смена режимов — все врачи говорили, что из-за физической формы мне проще все переносить.

Дарья Иванова: Я еще и курила так хорошо, выпивала. Мы когда пришли, мы же не относились к этому так серьезно — это было веселье просто. Мы не собирались кардинально менять свою жизнь, привычки свои. Но постепенно футбол стал занимать все больше и больше места в жизни. Сейчас я, например, не курю.

Елизавета Сурганова: Я реально считала дни. Через полтора месяца после того, как я родила, я пришла к врачу и она сказала — ну вот, уже можно начинать каким-то спортом заниматься. Я не стала уточнять: спорт — это футбол? И просто пошла на тренировку на той же неделе. Тут надо сказать, что наш тренер — Алла  (Алла Филина, — главный тренер и сооснователь GirlPower. — ЛВ) сама совсем недавно родила. Она вообще до восьмого месяца ходила и тренировала нас, только на последний месяц взяла отгул. И для нас это было огромным стимулом и примером для подражания. Мы на нее смотрели и понимали, что беременность — это не конец всего. Ты можешь родить ребенка и вернуться к тому, чем ты занимался. Все не так страшно. Все можно устроить. Так вот, когда я пришла через полтора месяца после родов, Алла меня, конечно, развернула. Сказала, чтобы я для начала просто начинала бегать и постепенно восстанавливаться. Было жутко обидно. Но что делать? Я начала бегать. И снова считала дни.

Екатерина Чехомова: Это странно, но я на тренировках вообще не вспоминаю о сыне. В конце только думаю: «Ой, сын. Дома». Бывает такое, правда, что Володя (Владимир Долгий-Рапопорт, тренер и сооснователь GirlPower. — ЛВ) объясняет, как и что именно нужно делать в упражнении, а у меня в голове играет «Ло-о-ожко-о-ой снеег мешаая». И я такая: «Да-да, Володя, угу». А в голове только песня эта.

Дарья Иванова: Еще такая штука появилась после родов, я не знаю — гормональное это или нет. И как это точно описать. Такой расфокус небольшой. Ты подтупливаешь.

Екатерина Чехомова: Точно-точно. Есть такое. Но вот, с другой стороны. У меня раньше никогда не получалось мячик принимать так ногой сверху, чтобы он около тебя останавливался. А тут я пришла после беременности, и чуть ли не на второй тренировке просто это сделала. И все, теперь я это умею. Как будто новый опыт улегся в тебе, ты больше стал понимать. Или что-то новое. Но… ты все-равно страшно, страшно тупишь. Это факт.

Дарья Иванова: Ну вот Лиза не тупит.

Елизавета Сурганова: Не правда, я помню первую тренировку. Я такая: «Господи, я на поле, надо бежать, а куда бежать, боже, на какой я позиции, что делать, что происходит». И вот ты постоянно с собой разговариваешь. Гораздо дольше, чем надо.

Дарья Иванова: Тупишь, Лиз. Это называется — тупишь. Но, на самом деле, Катя, конечно, права. Игра — это медитация. Ты вообще ни о чем не думаешь. Вот иногда про спортсменов говорят, что они не очень умные, и я после игры понимаю — да они просто в нирване.

Екатерина Чехомова: Потому что в голове только — бежать, стоять, бить.

Дарья Иванова: И это, пожалуй, самое крутое, что есть.